Город и звезды - Страница 6

Лицо служило более надежным показателем. Некоторые из новорожденных были выше Элвина, но их взгляд отличался незрелостью, отражая чувство изумления внезапно открывшимся им миром. В их сознании все еще удивительным образом дремали бесконечные вереницы жизней, о которых им вскоре предстояло вспомнить. Элвин завидовал новорожденным, но не был уверен в том, что они действительно заслуживают зависти. Перворожденность была драгоценным даром, который никогда не повторится. Как это замечательно – впервые, словно в рассветной свежести, наблюдать жизнь. Если б только мог он разделить мысли и чувства с себе подобными!

Тем не менее физически он был вылеплен по тому же образцу, что и дети, плескавшиеся в воде. За миллиард лет, начиная с основания Диаспара, человеческое тело не менялось: ведь типовой облик был навечно заморожен в Банках Памяти города. Однако оно существенно изменилось, по сравнению с несовершенной исходной моделью; впрочем, большинство переделок были незаметны глазу. За свою долгую историю человек перестраивал себя неоднократно, стремясь уничтожить болезни, унаследованные телом.

Исчезли такие необязательные принадлежности, как ногти и зубы. Волосы остались только на голове, на теле же – отсутствовали. Но более всего человека Рассветных Веков поразило бы наверное, исчезновение пупка; его необъяснимое отсутствие дало бы много пищи для размышлений. Неразрешимой на первый взгляд могла бы оказаться проблема различения мужчины и женщины. Тем не менее было бы несправедливо считать, что разницы между полами больше нет. При соответствующих обстоятельствах мужественность любого мужчины в Диаспаре была бы вне сомнения; просто его снаряжение, пока оно не требовалось, было теперь более тщательно упаковано – внутренняя укладка была серьезным улучшением изначально созданного Природой неэлегантного и, по сути, рискованного устройства. Правда, воспроизводство уже не было задачей тела: оно являлось слишком важным делом, чтобы оставить его на долю азартных игр с хромосомами вместо игральных костей. Все же, несмотря на то, что о зачатии и рождении не сохранилось даже воспоминаний, секс оставался. Ведь даже в древности с воспроизводством была связана едва ли сотая часть сексуальной активности. Исчезновение даже этой ничтожной части изменило характер человеческого общества, равно как и смысл слов «отец» и «мать» – но желание сохранилось, несмотря на то, что его утоление значило теперь не больше, чем любое другое телесное удовольствие.

Покинув резвых одногодок, Элвин продолжил путь к центру парка. Заросли низкого кустарника беспрестанно пересекались едва заметными тропинками, иногда нырявшими в тесные расселины между огромными замшелыми валунами. Навстречу попалась парившая среди ветвей машина в виде многогранника, размером не больше головы человека. В Диаспаре было множество разнообразных роботов; они держались незаметно и занимались при этом своими делами так эффективно, что увидеть хотя бы одного было редкостью.

Снова начался подъем: Элвин приближался к небольшому холмику точно в центре парка и, следовательно, всего города. Здесь препятствий и обходных путей стало меньше. Он ясно различал теперь вершину холма с венчающим ее простым зданием. Достигнув цели, слегка запыхавшийся Элвин прислонился к одной из розовых колонн, чтобы отдохнуть и окинуть взглядом пройденный путь.

Существуют архитектурные формы, которые никогда не изменятся, ибо достигли совершенства. Гробница Ярлана Зея могла бы быть творением создателей храмов самых ранних цивилизаций, хотя те не смогли бы даже вообразить, из какого материала она была сделана. Крыша была открыта небу, а единственное помещение – выложено огромными блоками, лишь на первый взгляд напоминавшими настоящий камень. В течение целых геологических эпох многие миллиарды ног исходили этот пол вдоль и поперек, не оставив и следа на его непостижимо неподатливом веществе. Взгляд создателя грандиозного парка и, как говорили некоторые, самого Диаспара был устремлен чуть вниз – словно он изучал планы, разложенные на коленях. На лице было странно ускользающее выражение, ставившее в тупик столь многие поколения. Одни находили его не более чем досужим капризом скульптора, другим же казалось, что Ярлан Зей улыбается какой-то тайной шутке.

Загадочным было и все здание, поскольку в исторических хрониках города о нем ничего не говорилось. Элвин не вполне понимал смысл самого слова «Гробница». Вероятно, Джезерак мог бы разъяснить его: он любил коллекционировать позабытые слова и пересыпать ими свою речь, смущая собеседников. С этой наблюдательной точки в центре взгляд Элвина, пересекая парк поверх деревьев, достигал города. Ближайшие здания находились почти в трех километрах отсюда, образуя невысокий пояс, полностью окружавший парк. За ними, ряд за рядом, располагались башни и террасы, составлявшие основной массив города. Они простирались на километры, все выше вздымаясь к небу, становясь все изощреннее, монументальнее, эффектнее. Диаспар был задуман как единое целое; он был одним могучим механизмом. И хотя его внешний облик подавлял своей сложностью, он был лишь намеком на скрытые чудеса технологии, без которых все эти грандиозные здания были бы безжизненными могильниками.

Элвин обозревал пределы своего мира. В пятнадцати-двадцати километрах отсюда, плохо различимые на таком расстоянии, лежали внешние обводы города, на которых, казалось, покоился небесный свод. Далее не было ничего – кроме гнетущей незаполненности пустыни, от которой человек очень скоро потерял бы рассудок.